Почему возникает страсть между людьми. Что такое страсти. Проблема супружеской неверности
(от nm.patior, pad - терпеть, претерпевать): состояние того, кто подвергается испытанию, терпит; пассивность. В работе «Трактат о страстях души» (1649) Декарт отнес к таковым и описал все аффективные состояния (удовольствие, горе, эмоции), которые испытывает душа постольку, поскольку она соединена с телом. В Древней Греции - как у стоиков, для которых страсть синонимична безрассудству, так и у Платона («Апология Сократа») - желания рассматриваются как страсти, источником которых является тело и которые мудрец, если он хочет достигнуть безмятежности, ведущей к счастью и расцвету души, должен укрощать и преодолевать. Для Декарта тем не менее страсти (в смысле чувств, аффектов) должны играть и позитивную роль, они выполняют естественную функцию, а именно: «располагать душу к желанию тех вещей, которые природа считает полезными для нас, и не отступать от этого волевого решения» (там же). Например, чувство боли предупреждает нас о наличии опасности для организма, чувство жажды - о потребности тела.
Таким образом, страсть была бы правильной, поскольку дело было бы сформировано: по крайней мере, в принципе. Для Томаса человек подвержен различным формам страсти, т.е. недобровольным изменениям, которые можно различить, используя словарь платоновского происхождения, в «страстях соприкосновенной сферы» и «вспыльчивой сферы». Во-первых, это те тенденции, которые имеют в качестве своего объекта хорошее и плохое, но в определенном аспекте: чувствительный из «приятных и болезненных»; последние - это те, которые, как их объекты, являются добрыми и злыми, как трудные, соответственно, должны быть достигнуты или устранены.
Природа страсти. В современном значении слова страсть - это наклонность, которая полностью захватывает личность. Каждый человек обычно обладает множеством наклонностей и предпочтений и свободно выбирает между своими желаниями; судьей здесь выступает разум, и его выбор превращается в акт воли; человек живет в режиме демократического правления наклонностей. Но при наличии страсти все наоборот, и он живет уже в режиме тиранического правления одной-единственной наклонности. В страстном поступке ответственность субъекта может показаться сниженной, в том смысле, что разум вмешивается уже не в выбор индивидом своей цели, а только в процесс оправдания этой цели и поиска любых возможных средств для ее реализации. Существует аффективная логика, с помощью которой одержимый страстью субъект все возводит к своей страсти: если мы ее не одобряем, то мы не понимаем и субъекта, и наоборот, если одобряем, то понимаем. «У сердца свои резоны, неизвестные разуму» (Паскаль, «Мысли», 1670). Существует своеобразная паралогика одержимого страстью человека, когда он оценивает идеи или людей лишь в зависимости от того, как они соотносятся с объектом его страсти. Гегель описал форму страсти: «Эта форма выражает лишь то, что субъект вложил весь живой интерес своего духа, своего таланта, своего характера, своей радости в одно единственное содержание» («Энциклопедия философских наук», 1817); все умственное напряжение сознания целиком поглощено его целью. Страсть не только направляет все силы духа к одной-единственной цели («не существует бессознательной страсти», именно поэтому животные ее лишены) (Кант, «Антропология с прагматической точки зрения», 1797). Она предполагает также широкую активность воображения. Стендаль показывает, как любовная страсть преображает и украшает свой объект, образуя ряд образов - так называемый феномен «кристаллизации» («О любви», 1822). Стендаль так описывает его первую фазу: «Позвольте голове влюбленного работать 24 часа и вот что вы тогда обнаружите: в соляных шахтах Зальцбурга в глубь шахты бросают ветку дерева с оборванными зимой листьями; два или три месяца спустя ее достают покрытую сверкающими кристаллами: самые маленькие веточки - те, которые не больше лапки синицы - окаймлены бесконечным множеством подвижных и сверкающих бриллиантов; уже нельзя узнать прежнюю ветку. То, что я называю кристаллизацией, это операция ума, выводящего из всего, что перед ним предстает, открытие, гласящее, что объект любви наделен новыми достоинствами». Наконец, страсть -- это состояние, основательно модифицирующее личность, в отличие от эмоции, которая представляет собой лишь мимолетное состояние. Кант (там же) даже противопоставлял эмоции и страсти: «Там, где много эмоций, мало страстей», -- понимая под этим, что эмоции рассредоточивают личность на множество направлений, тогда как страсть замыкает ее в одном-единственном.
Первая категория будет принадлежать, например, «любви» и «ненависти»; во втором они будут принадлежать, например, «смелость» и «страх». Теперь страсти, рассматриваемые сами по себе, поскольку они являются «тенденциями нерационального происхождения», не являются морально хорошими или плохими. Вместо этого они становятся такими, потому что они «попадают в сферу свободы», а затем могут поощряться или сдерживаться, руководствуясь тем или иным способом. Но, поскольку они уже сформированы свободой, их можно более соответствующим образом называть добродетелями и пороками, соответственно.
Страсть как способ познания. Платон в диалоге «Пир» (385 до Р.Х.), отнюдь не противопоставляя страсть разуму, показывает, что страсть лежит у истоков познавательного процесса. Платон развивает теорию любви, по которой каждое живое существо ищет другое - единственное в своем роде - существо, свою вторую половину, с которой в мифическом прошлом они были единым существом. Любовь как поиск другого поднимает дух от красивых тел к красивым душам, от красивых человеческих произведений к наукам и далее к вечной красоте - объекту философии. Юм («Трактат о человеческой природе», 1737) покажет, что разум в качестве познавательной способности не может обосновать ценностные суждения. Милосердие, щедрость и братские чувства могут «привести меня к тому, что я выберу разорение и гибель, чтобы предотвратить малейшее несчастье какого-нибудь индейца или незнакомой мне личности». Разум совершенно чужд такому выбору, как, впрочем, и всякому выбору. Только страстями измеряются ценности, оживляющие наши поступки. Если страсть очень сильна, верность индивида той или иной ценности может идти даже до принесения себя в жертву. Разум - это свет, но не побуждение к действию: «Любовь к истине - весьма возвышенное вдохновение, но очень слабая мотивация» (Конт, «Система позитивной политики», 1851-1854). Романтическая литература превозносила страсть как единственную форму истинной жизни. Средневековая история Тристана и Изольды - самая знаменитая на Западе история легендарной страсти: яркий пример непреодолимой силы любовной страсти, символизируемой любовным напитком, заставившим их пренебречь общественным порядком (и прежде всего, супружеством), и совершившейся с силой судьбы, вплоть до гибели героев драмы. Романтики увидят здесь пример несоответствия между истинной жизнью и прозаическими условиями ее здешнего протекания; романтические драмы как правило завершаются смертью героев. Философы-романтики, как Шеллинг («О возможности формы философии вообще», 1796), описали страсть как желание слиться с универсумом и сделать из своей личности нечто другое, отличное от «Я» («абсолютное тождество»): страсть раскрывает глубину индивида, его бесконечную реальность, единственно способную воспринять бесконечность мира. Но эта тождественность нас с миром в чувстве природы может эффективно осуществляться лишь в границах мгновения, за пределами которого она гаснет; согласно все той же романтической философии, основу человеческой души составляют «ностальгия» и «желание».
Ошибка стоиков заключалась в том, чтобы рассматривать страсти как таковые, как что-то плохое, в то время как никакие данные природы не являются внутренне плохими - даже если это происходит в человеке, не возникнув из его свободной инициативы. Действительно, «если благо человека имеет свой корень в разуме, тем больше это добро будет исполнено, тем больше он пойдет, чтобы вложить разные реалии, принадлежащие человеку». В этом смысле «не безразлично моральное совершенство действия, которое человек делает, не только руководствуясь волей, но и чувствительным притяжением» - как бы говоря: со всем собой.
Индивидуальные страсти как движущие силы и инструменты истории. Моралисты различают страсти, которые скорее можно назвать хорошими, и страсти, которые можно отнести к плохим (скупость, ненависть), в зависимости от их объекта: вдохновенные страсти, порождающие энтузиазм (от греч. en-theos - быть в Боге) и творчество, и слепые страсти, приносящие с собой фанатизм. Психологи здесь различают тех одержимых страстью, что не воспринимают ничего за пределами своей страсти, от фанатика, который хочет заставить другого разделить его страсть любым путем, будь то даже насилие. Социолог заметит здесь, что всякая страсть, стесняющая жизнь в обществе, будет считаться плохой либо даже безумной, тогда как тот одержимый страстью человек, что служит обществу или его изменению, будет квалифицирован как «человек, служащий идеалу». Всегда оказывается так, что «ничего великого в мире не совершается без страсти» (Гегель, «Разум в истории», 1830) и что страсти являются движущими силами истории: «Итак мы утверждаем, что ничто не совершается, не будучи поддержанным интересом тех, кто в этом участвует. Этот интерес мы называем страстью, когда, вытесняя все прочие интересы шпГцели, вся индивидуальность целиком проецирует себя на определенную цель всеми внутренними фибрами своей воли и концентрирует на этой цели свои силы и все свои потребности» (там же). Все индивиды обладают своими частными страстями, самые распространенные из которых - деньги, почести и власть (примеры Канта в «Идее всеобщей истории с космополитической точки зрения», 1784), но за «этой сумятицей, царящей на поверхности... совершается молчаливая и тайная работа, в которой сохранится вся сила феноменов» (Гегель, там же). Во всеобщей истории «страсти составляют активный элемент», но за ними и с их помощью реализует себя идея, т.е. общая эволюция мира в направлении лучшего общественного устройства. Частные страсти будут в таком случае бессознательными инструментами осуществления разума в истории.
Необходимо - о взаимосвязи между волей и страстью - различать разные случаи. Тот, в котором свобода предполагает, по сути, инерцию, типичную для страсти, как критерий действия: в этом случае доброта жестов уменьшается страстью, потому что она определенным образом реагирует. По этой причине «более похвально, что кто-то совершает благотворительную акцию простым рассуждением, а не только состраданием». Другое дело в том, что суждение о совести формулируется с таким убеждением в том, что касается также пассивных энергий.
В этом случае жест был бы всего человека. Когда, например, мы помогаем другим, потому что мы действительно понимаем, что наша судьба не может быть чем-то частным и что мы не можем идти к счастью, принимая несчастье других; то пассионные энергии легко привлекаются, даже в жертву, с точки зрения реализации общего блага. Другой случай, когда для преодоления спонтанного отвращения к жесту, требующего усилий, мы добровольно мобилизуем серию эмоциональных энергий, чтобы направить их к завоеванию цели, которую мы признаем доброй.
Отступы вокруг формы
От чего зависит взаимное притяжение? Почему возникает любовь с первого взгляда? По какой причине к одним людям нас тянет как магнитом, тогда как другие люди, не менее привлекательные и симпатичные, не вызывают в нас никаких чувств? На все эти вопросы нам отвечает психолог, последователь юнгианской школы, Пётр Игнатьев.- Чем, с Вашей точки зрения, можно объяснить непреодолимое влечение к другому человеку?
На самом деле важно быть внимательным ко всему, что обогащает обстоятельства хорошего акта: это, чтобы сделать его более приятным и более убедительно и эффективно выполнять его: и не понятно, почему, как считает Кант, доброта жеста должна быть прямо пропорциональным его неприятностям. Предложение, которое приходит от Томаса, состоит в том, что он не видит в эмоциональном мире потенциального врага, а потенциального союзника воли: воля, по сути, не живет в своей собственной жизни, а скорее разумная интенциональность, которая проходит через противника. петре, т.е. напряжение всего человека на благо.
За наши симпатии и антипатии в куда в большей степени отвечает наше подсознание, чем сознание. Когда нас сильно к кому-то тянет, и мы не можем объяснить свои чувства с логической точки зрения, значит, в этой ситуации мы руководствуемся подсознательными импульсами. Следует заметить, что наше подсознание управляет нашим поведением, нашими мыслями, а особенно нашими чувствами куда сильнее, чем принято думать. Об огромной роли подсознания в жизни человека писал психиатр-аналитик Карл Юнг. Именно поэтому нам так сложно противиться собственным чувствам и контролировать их.
Поэтому, даже если он может сказать «да» или «нет» даже под импульсом необузданных страстей, воля станет настолько мощнее, если будет носить «да» или его «нет» до конкретной операции, тем больше он будет мобилизовать в свою пользу эмоциональный мир. Гегель, по-своему, по-своему классифицирует концепцию страсти. Сначала рассмотрим его учение о «субъективном духе», а также предложение в Энциклопедии философских наук. Человеческая воля в ее примитивном проявлении представляется как «естественная воля», то есть первоначально, как воля, которая следует за «импульсами» и «склонностями», которые приходят от животной природы и, следовательно, имеет тенденцию к реализации в достижении конечного удовлетворения.
А чем руководствуется наше подсознание, выбирая из всех людей, которые нас окружают, одного - в которого мы влюбляемся?
Для того, чтобы ответить на этот вопрос, нужно знать, в чём состоят основные задачи подсознания. Задача подсознания номер один - защита нашей личности от стрессов и разрушения. Задача подсознания номер два - подталкивать человека к совершенствованию собственной личности и раскрытию всех её граней, ибо чем совершеннее характер человека, тем легче ему приспосабливаться и адаптироваться к окружающей среде. Поэтому нас подсознательно тянет прежде всего к тем людям, которые в чём-то дополняют нас, то есть, обладают качествами характера, которых у нас нет, но которые бы нам очень пригодились. Именно этим объясняется тот факт, что многих людей, которые страдают от собственной робости и стеснительности, тянет к самоуверенным и сильным личностям. Но, в то же время, нам, как правило, нравятся люди, которые хоть немного похожи на нас - если у двух людей нет совершенно ничего общего, то вряд ли у них может возникнуть не то что любовь, а даже минимальный интерес друг к другу. Поэтому не совсем правы те, кто считает, что притяжение возникает между двумя противоположностями. Чаще всего сильное притяжение возникает между людьми, которые максимально дополняют друг друга по качествам характера и подталкивают друг друга к самосовершенствованию, а также к избавлению от комплексов и внутренних конфликтов.
Когда воля настаивает на определенной теме, тогда она становится «страстью» в определенном смысле. Поэтому ясно, что Гегель - как Кант - резервирует термин «Лейденшафт» для обозначения страсти в должным образом современном смысле, то есть доминирующей эмоциональной складке определенного поведения. В то время как истинные корреспонденты классического пасси для него - Трибе и Неигунген. Однако с Гегелем масштаб страстей возвращается, чтобы считаться чем-то, что само по себе не является ни хорошим, ни плохим, в моральном смысле.
Во всяком случае, «страсти являются активным элементом; они вовсе не постоянно выступают против нравственности, но осознают всеобщее». Термин «страсть» приобретает особое значение в истории философии благодаря стоикам. Однако в их перспективе страсть - это «эмоция, которая отходит от разума и противоречит природе»: поэтому они идентифицируют ее, а не энергию, которую можно использовать навсегда или плохо, но с энергия, которая уже была согнута к злу ошибочным суждением или более просто отождествляет ее с тем же ошибочным суждением, которое порождает беспорядок для тех, кто его понимает.
«Все мои мужчины, в которых я влюблялась, увлекались теми или иными видами спорта, - рассказывает Юлия, учительница младших классов, 48 лет. - Первый мой парень, в которого я влюбилась, когда уже училась в педагогическом институте, был заядлым футболистом, но не особенно блистал интеллектом. Мне было не о чем с ним поговорить, но из-за того, что я восхищалась его футбольными победами, наши отношения затянулись аж на три года, пока я не убедилась, что это точно не мой человек. Потом у меня ещё было несколько романов с парнями-спортсменами. Мой муж, с которым мы счастливо живём вместе уже 23 года, тренер по дзюдо. Вы знаете, это моё пристрастие к спортсменам не только я одна заметила, на него в конце концов обратили внимание мои родственники и подруги. И только благодаря самоанализу я поняла, в чём тут дело. А дело оказалось в том, что ещё в школе у меня любимым предметом была физкультура, и я мечтала стать спортсменкой. Но мои родители категорически заявили мне, что (как они считали) будущей жене и матери не место в большом спорте, и моя мечта была уничтожена в зародыше. Получается, что в своих любимых мужчинах я всю жизнь искала то, что потеряла в самой себе».
Те, кто, например, позволяет себе ослеплять богатством до такой степени, что их не хватает, может сформировать ошибочное мнение о том, что богатство незаменимо для собственного счастья и, таким образом, освобождает себя от беспорядочной склонности к накоплению, которая уже естественно присутствует в нем. Кант осуждает - в стоическом смысле - страсть, ссылаясь на него как на «рак по чистой практической причине». На самом деле он, безусловно, предполагает «страсть» в смысле «порока». Точнее, в своей прагматичной антропологии Кант различает «эмоцию» и «страсть». «Эмоция» была бы простой и неизбежной реакцией, то есть чувство, внезапно вызванное конкретным событием.
- Неужели наше сознание никак не влияет на наш выбор партнёра?
Безусловно, влияет. Сознательные решения, принятые нами, называются рациональными, рассудочными решениями. Правда, у каждого человека рационализм проявляется в разной степени: есть люди, которые склонны всегда идти на поводу у своих чувств и эмоций, а есть люди, способные переступить даже через очень сильное чувство ради материальной выгоды или ради принципов и убеждений. Но, так как наше подсознание довольно сильная составляющая нашего «Я», то неудовлетворённые подсознательные желания рано или поздно берут своё. Например, такая распространённая ситуация. Молодая женщина мечтает вырваться из бедности, чтобы ни в чём не нуждаться, а поэтому сознательно вступает в брак по расчёту, наивно полагая, что «стерпится, слюбится». Но, как показывает жизненный опыт, подобные браки крайне редко бывают счастливыми. Рано или поздно, несмотря на полную финансовую обеспеченность, женщина, живущая с нелюбимым мужем, начинает чувствовать себя несчастной и в конце концов заводит любовника.
Короче говоря, перед неожиданными событиями мы не можем не доказать - по крайней мере, на мгновение - стыд, смущение, гнев или удивление и т.д. эмоции, однако, не следует культивировать, но максимально репрессировать: принцип апатии, что мудрый человек никогда не должен страдать от эмоций, даже не сострадания к больным своим лучшим другом, - это справедливый моральный принцип и возвышенное из стоической школы, потому что эмоция делает слепые. «Страсть», с другой стороны, была бы «склонностью, поскольку она не позволяла разуму сравнивать ее, исходя из уважения к определенному выбору, с суммой всех наклонностей».
А что, если мужчина, за которого женщина вышла замуж по расчёту, окажется хорошим человеком? Ведь говорят, что браки по расчёту иногда бывают на редкость удачными.
Дело в том, что браки по расчёту бывают разными. Я имею в виду, что если выбирая партнёра для брака, вы принимаете в расчёт такие важные моменты, как сходство ваших характеров, эмоциональную совместимость и общность интересов, то такой расчёт вполне может себя оправдать. Если же вас волнует только то, насколько богат и успешен ваш партнёр, то девять из десяти, что проблемы, которые неизбежно возникнут в вашем браке, перевесят материальную выгоду.
Теперь, - отмечает Кант, - если эмоция - это опьянение, страсть - это болезнь: постоянное нарушение порядка жизни. Таким образом, последним не является законным, чтобы прийти к соглашению: один попытается либо искоренить его, либо изолировать. С Дэвидом Юмом появляется концепция страсти, согласно которой она полностью исключается из любых прямых отношений с разумом. На страстях действуют только другие страсти, так же как аргументация может быть подтверждена или отвергнута только другими рассуждениями.
Мало того, что причина бессильна по динамизму страстей, а скорее «она есть и должна быть только рабыней страстей и не может требовать в любом случае функции, отличной от функции служения и подчинения им». В классической мысли наиболее представительной страстью является любовь. Томас представляет любовь как радикальную страсть: на самом деле «нет страсти, которая не предполагает никакой любви». Любовь рассматривается здесь в очень общем и аналогичном смысле: любовь - это в этом смысле всякое притяжение, основанное на разных уровнях - на «условности» между привлекательным и привлекательным.
Собираясь вступить в брак, будь-то по любви или по расчёту, нельзя игнорировать советы интуиции, потому что интуиция - это голос нашего подсознания. И если интуиция кричит вам о том, что человек, с которым вы хотите соединить свою судьбу, вам не подходит, то лучше прислушайтесь к её голосу!
Только не следует путать подсознание и интуицию с такими иррациональными понятиями как телепатия или ясновидение. На самом деле всё гораздо проще: наше подсознание, в процессе общения с человеком, улавливает даже самые незначительные нюансы его поведения - мимику, взгляды, жесты, интонации голоса, - и на основании этого делает безошибочные выводы об этом человеке. В то время как сознательно мы воспринимаем и анализируем далеко не всю важную информацию, которая поступает к нам от окружающих нас людей.
Итак, если можно говорить о любви, в общем, даже самом простом чувственном влечении между людьми, собственный потенциал человека будет заключаться в доступе - даже на основе чувственного притяжения - к дилектике, то есть к любви, основанной на выборе человека любимый. Разница очевидна: выбор коренится в оценочном суждении и может генерировать - если это выбор для человека, а не только за его качество - верность. Более того, уровень любви как чаевые, что приводит к совершенству любви: прощение. Интересно, в этой связи, отметить, что Томас не вводит благотворительность здесь в богословском контексте, а скорее в контексте человеческой любви, понятой без прямой ссылки на Грейс.
Почему многим людям свойственно наступать на одни и те же грабли, то есть, на протяжении всей жизни выбирать себе отднотипных партнёров? С чем это может быть связано?
Со стереотипами, которые заложены в подсознании каждого из нас. Эти стереотипы зависят от воспитания, а также от опыта, полученного человеком в детстве и ранней юности. Постепенно, под влиянием приобретённого опыта, у человека формируются представления о представителях противоположного пола и об отношениях с ними, а также формируется образ идеального партнёра. Этот образ во многом зависит от самооценки человека. Так, люди с низкой самооценкой склонны выбирать сильных и властных партнёров, которым они подчиняются и на которых смотрят «снизу вверх». Тогда как люди с нарциссическим складом личности и завышенной самооценкой подсознательно выбирают более слабых партнёров, которыми можно управлять и помыкать. Одним словом, каждый человек ищет отношения, в которых чувствует себя наиболее комфортно психологически, и которые не противоречат его подсознательным убеждениям и стереотипам.
На самом деле, безвозмездность, хотя она и не кажется нормальной для человека, сама по себе требует отношений между людьми: для того, чтобы отношения оставались верными, необходимо открыть, от простого притяжения страсти, до суждения о ценности и, следовательно, прощение этой неприводимой провокации, которая инакомыслие другого для каждого из них. Переход от простого притяжения к безвозмездности - это не отрицание чувственной основы любви, а расширение горизонта к любви. В «просто чувственной любви, по сути, любовник все еще любит себя, когда он хочет для себя того аспекта другого, что ему соответствует»; поэтому чувственная любовь сама по себе является проектом слияния, но в смысле притяжательной ассимиляции другой в ее близости.
Иногда, когда люди идеально дополняют друг друга, они зацикливаются друг на друге и перестают замечать окружающий мир. Как Вы считаете, это хорошо или плохо?
Это обычно бывает в тех случаях, когда оба партнёра - интроверты. Если один из партнёров интроверт, а другой - экстраверт, то такой ситуации, как правило, не возникает. Но если подобная ситуация всё же произошла, то это не очень хорошо. Помимо любовных отношений, человек обязательно должен уделять время родственным и дружеским отношениям. Только подумайте, какой стресс может испытать человек в случае расставания с любовным партнёром, если у него даже нет близкого друга, которому можно было бы пожаловаться на своё горе!
С другой стороны, поощряя добро, слияние преследуется «по пути взаимности», в котором каждый из них рассматривает другого как самого себя. Можно сказать, что открывать себя любить означает расширить импульс, уже содержащийся в чувственности, исправляя его; то есть не позволяя ему - как и по инерции - наклоняться над собой; но действительно приносит ему, куда он хочет идти. Фактически, врожденный, который стремится любить, реализуется только в ответном «выходе из себя» тех, кто любит друг друга, что приведет к взаимному «жестом заботы».
В заключение давайте посмотрим, как важно, что томасианский анализ любви вступает в общение - и не противодействует - любви и доброжелательности; как бы указывая на то, что страсть является энергичным источником даже самых высоких и самых свободных движений, которыми способен человек. На самом деле скромность в первую очередь относится к страстной сфере. Это прежде всего спонтанное движение защиты рационального качества нашего животного: защищено неуважительным взглядом или чувственными реакциями, которые он может провоцировать в других.
Почему нам иногда бывает трудно расстаться с человеком, отношения с которым приносят нам душевные страдания?
Чтобы понять, почему мы не можем бросить человека, который относится к нам не так, как мы бы хотели, мы сначала должны разобраться, чем же он нас так привлёк. Как я уже говорил, мы склонны подсознательно тянуться к людям, которые чем-то похожи на нас. Причём, мы можем даже не осознавать этого сходства. Согласно учению Юнга, у каждого человека есть часть личности, называемая «тенью», которую он сам в себе не осознаёт. Наша «тень» - это те качества характера, которые в нас присутствуют, но мы не хотим признаваться себе в этом, чтобы не разрушить положительный образ собственного «Я». Кстати, это не обязательно плохие качества, но мы, из-за своего воспитания и принципов, можем считать их плохими. И когда эти самые качества мы обнаруживаем в другом человеке, мы влюбляемся в него, завязываем отношения с ним, а когда он начинает проявлять эти качества по отношению к нам, мы не бросаем его, а стараемся простить и оправдать, оправдывая таким образом самих себя. Например, молоденькая девушка воспитывалась строгими и требовательными родителями, которые внушили ей, что нужно быть работящий и не гнаться за жизненными удовольствиями и развлечениями. И хотя в глубине души девушка хотела бы иногда проводить время в барах и ночных клубах, но строгое воспитание ей этого не позволяет. И вот она знакомиться с парнем - гулёной и весельчаком, не вылезающим из ночных клубов, и безумно влюбляется в него, а затем выходит за него замуж. Вполне вероятно, что девушка проживёт с этим парнем всю жизнь и будет страдать от его регулярных поздних приходов домой и от его вечных посиделок с друзьями. Но она его не бросит и будет стараться оправдать, подсознательно чувствуя в нём родственную душу. Но это в худшем варианте. А в лучшем варианте, девушка, под влиянием парня, постепенно раскрепостится, избавиться от комплексов и научится получать удовольствие от жизни. А парень, в свою очередь, благодаря влиянию девушки, возьмётся за ум и станет более серьёзным.
- То есть, предсказуемого финала для отношений нет, и всё зависит от самих партнёров?
Разумеется. Даже при не очень хорошем начале отношений никогда нельзя исключать хэппи энд. Но учтите: хэппи энд возможен только при одном условии - если партнёры осознают свои недостатки и постараются измениться в лучшую сторону. Я знаю немало случаев, когда ради любимого человека люди кардинально меняли своё поведение и образ жизни и даже отказывались от многолетних вредных привычек. Вообще, чем выше готовность человека работать над собой и меняться, тем больше у него шансов на счастливую личную жизнь. Насколько я заметил за многие годы своей психологической практики, хуже всего складываются семейные отношения у людей, которые считают себя идеальными. Иметь слишком завышенную самооценку так же плохо, как и заниженную. Только когда человек занимается самопознанием, прекрасно видит свои достоинства и недостатки, но при этом не теряет любви к себе и самоуважения, он может по-настоящему полюбить, принять и сделать счастливым своего партнёра. Отступы вокруг формы
